Будай (布袋), или по-японски Хотэй (Хотей), – скорее легендарный, чем исторический персонаж, принадлежащий к буддийской традиции. В Китае и Юго-Восточной Азии он был позднее признан воплощением Майтрейи (Будды Будущего), а в Японии был включён в 15 веке в синтоистский пантеон, став одним из «Семи божеств удачи» («Сити фуку-дзин») – божеством благополучия, удачи, веселья.
Прообразом Будая послужил буддийский монах Ци Цы, или Ши Ци-цы (буквально «Обещающий Это»), живший в конце IX – начале X веков (в последние годы Империи Тан и первые годы Империи поздняя Лян). Первое документальное свидетельство о Ци-цы содержится в «Жизнеописаниях достойных монахов, [составленное при династии] Сун», датируемых 988 годом. В 21 томе вышеуказанного сочинения, в разделе «Гяньтун пян (感通篇)» записана легенда о «Монахе Цицы (釈契此) из династии Тан, провинция Минчжоу, город Фэнхуа». Местом рождения монаха исторические документы указывают город Фэнхуа в провинции Минчжоу (в наши дни – город Нинбо в провинции Чжецзян). Ци-цы жил на горе Симиншань, но не в монастырях (там он лишь изредка оставался на ночлег), а сам по себе. При этом он не был монахом-отшельником или монахом-затворником. Каждый день он спускался с горы и бродил по окрестным базарам, прося денег на пропитание у буддийских монахов и мирян.
Согласно «Жизнеописаниям достойных монахов, [составленное при династии] Сун» Ци Цы умер и был похоронен в провинции Фэнчуань-сян в последние годы существования Империи Тан - эру Тяньфу (901-907 гг.). Однако имеются многочисленные альтернативные свидетельства того, что позднее его встречали живым в других провинциях Китая. Это породило мифы о чудесном воскрешении и сделало Будая героем местного фольклора. Однако чуждые мифологического духа исследователи выдвинули альтернативную версию последних лет жизни Будая. Согласно этой версии, Будай умер в 917 году и похоронен в храме Юэлинь-сы (嶽林寺).
Всё его имущество, согласно ранней легенде, составляли деревянные чётки и огромный мешок за спиной. Из-за этого мешка за монахом и закрепилось прозвище «Будай» (или «Хотэй» по-японски), что в переводе означает «Мешок из ткани» или «Тряпичный мешок». Под этим прозвищем он впервые «появляется» (упоминается) в «Записях о передаче светильника», составленном чаньскими монахами в начале 11 века (1101-1104 гг.). В томе 27 «Записей о передаче светильника» он был описан как известный чаньский «монах Будай из Минчжоу», наряду с другими известными мастерами и монахами - Баочжи (宝誌, 418-514), Тяньтай Чжи-йи (天台智顗, 538-598), Хань-шанем и Шидэ. При этом в более ранних «Биографиях высокопоставленных монахов Империи Сун» нет никаких упоминаний о связи Ци-цы с чань-буддизмом.
Конечно, сам по себе этот факт не опровергает принадлежность Ци Цы к чаньской традиции. При династии Тан, по всей вероятности, абсолютно независимых чаньских монастырей не существовало, и последователи чань представляли собой группы бродячих монахов или отдельных единомышленников, проживавших как в городах, так и в отдаленных горных местностях. Так что образ жизни Ци Цы вне стен монастырей вполне соответствует образу жизни чаньских монахов того времени. Но во всём остальном образ Будая бесконечно далёк от традиционного образа Чаньского мастера. Из жизнеописаний Будая не ясно, был ли он просветлённым мастером, были ли у него ученики. Нет ни слова о дзадзен, о коанах, о сутрах, о парадоксальных изречениях. Зато есть рассказы о том, что он зарабатывал на жизнь предсказаниями погоды, что крайне нетипично для последователя школы Чань.
В тех же «Записях о передаче светильника» появляется история, на основании которой Ци Цы был впоследствии признан инкарнацией Майтрейи. Речь идёт о буддийском гимне, датированном 916 годом н. э., который написал Ци Цы (Будай) перед смертью:
имеет миллиарды воплощений,
часто наставляя людей своего времени,
даже когда сами они его не узнают.
С этого времени во многих буддийских традициях (школах) Будай отождествляется с Майтрейей (или с инкарнацией Майтрейи), так что образ Будая является одной из основных форм, в которых Майтрейя изображается в Восточной Азии. Например, статуи Будая составляют центральную часть святилищ И-Куан-Тао, где он обычно упоминается под санскритским именем Майтрейя. Согласно И-Куан-Тао, он олицетворяет много добродетелей, включая удовлетворенность, щедрость, мудрость и открытое добросердечие. В соответствии с буддийским учением он сменит Гаутаму Будду в качестве следующего Будды и поможет людям осознать «Природу Будды» внутри себя, которая едина для всех живых существ.
Итак, превращение Ци Цы в чаньского монаха и даже в инкарнацию Майтрейи произошло в 11 веке, в эпоху сращивания чань-буддизма с государством и сильной бюрократизации чань, как внешней, так и внутренней. По мнению некоторых исследователей в этот период у чаньских монахов появилась потребность расширить сферу влияния Чань и привлечь больше последователей из широких слоёв населения. Учение Чань достаточно маргинально и редко находило понимание и отклик среди простых людей. Чтобы привлечь этих людей, нужны были образы, которые бы резонировали с архаичными религиозными верованиями бедных слоёв населения, соответствовали бы архетипам массового сознания. Одним из путей решения этой задачи была ассимиляция местных божеств и героев местного фольклора в буддийскую традицию. Большой вклад в это направление внесли чаньские мастера Дахуэй Цзунгао (1089-1163) и Хунчжи Чжэнцзюэ (1091-1157). Они надеялись, что появление симпатичных и странных фигур привлечет к традиции Чань все типы людей, независимо от их пола, социального происхождения или полного понимания Дхармы и патриархальной линии.
Будай, который к этому времени уже был легендарным персонажем местного фольклора, как нельзя лучше подходил для этой роли. В Минчжоу находились два важнейших чаньских монастыря, вошедших позднее в систему «ушань» («пять гор»): Тяньтунсы и Аюваньсы. Не исключено, что монахи этих монастырей и поспособствовали введению Будая в неофициальный чаньский «пантеон» и наделению его всеми теми качествами, благодаря которым он «стал» инкарнацией Майтрейи в Юго-Восточной Азии и вошёл в число «Семи божеств удачи» в Японии.
Сами изображения Будая очень символичны. «Будай», как было сказано выше, переводится как «Тряпичный мешок», но это имя имеет двойной смысл. Помимо тряпичного мешка, который Будай всегда носил с собой на спине, у монаха есть ещё один «мешок» - его огромный живот из-за которого Будая часто называют «Толстым Буддой». Согласно древнекитайской традиции в животе находится резервуар жизненной энергии (ци) человека - дань-тянь! Таким образом необычайно большой живот Будая, который невозможно спрятать под рясой, – символ наполненности жизненной энергией, жизнерадостности, жизнелюбия, тотальной удовлетворённости своим бытием. То есть как раз тех качеств, олицетворением которых и был Будай. О жизнерадостности и веселье говорит также и Улыбка на его лице. Будая почти всегда изображают улыбающимся или смеющимся, отсюда и ещё одно его прозвище по-китайски – «Смеющийся Будда».
Как уже говорилось выше, во многих буддийских храмах Юго-Восточной Азии центральное место занимают скульптуры Майтрейи в образе Будая (Хотэя). Этот факт, а также схожесть звучания имени «Будай» и слова «Будда» и закрепившиеся прозвища «Толстый Будда» и «Смеющийся Будда» привели к тому, что Будай часто по ошибке отождествляется с историческим Буддой - Сиддхартхой Гаутамой, несмотря на явные различия в сформировавшихся канонах изображения того и другого. Гаутама (который жил в течение VI в. до н. э.) обычно изображается как высокий, красивый и стройный на вид. Напротив, Будай (который жил в конце IX – начале X в. н. э.) изображается невысоким, лысым и с необычайно большим животом. Оба изображения являются идеализированными результатами религиозных, культурных и фольклорных традиций, которые развивались в течение столетий после их смерти.
Интересно проследить и эволюцию представлений о самом мешке Будая. В ранних жизнеописаниях Будая этот мешок был всегда пуст. Здесь ещё чувствовалось сильное влияние буддизма, ведь «пустота», или «шуньята» на санкрите, - центральное понятие буддийской школы мадхъямака и всего буддизма махаяны, обозначающее отсутствие постоянного «я» у личности и у явлений или отсутствие собственной природы вещей и феноменов ввиду их относительности.
Но в более поздних жизнеописаниях «пустота» мешка волшебным образом превратилась в его «наполненность». На вопросы, что у Будая в мешке, легендарный монах отвечал: «Весь Мир!» Всё, что Будай получал от мирян в качестве подаяния, он складывал в свой мешок, но никто не видел, чтобы Будай когда-нибудь вытаскивал это обратно… Волшебный мешок Будая стал символом бесконечности и необъятности Вселенной! Сам Будай превратился в этакого волшебного «Деда Мороза», который бродил по базарам, созывал голодных ребятишек и раздавал им из своего бездонного мешка подарки: в основном, сладости. Таким образом мешок Будая стал ещё и символом щедрости, милосердия, богатства и изобилия Вселенной и символом детской радости. Будай, окружённый восторженными детьми, стал распространённым сюжетом в «хотэографии».
В течение столетий Будай «обрастал» всё новыми положительными качествами. Так из простого предсказателя погоды он превратился в предсказателя судьбы. Причём все его предсказания были добрыми и всегда непременно сбывались! Где бы не появлялся Будай, он приносил людям удачу и благополучие, радость и веселье! Появилась новая легенда о чаньском мастере Будае, который ходил по деревням и базарам, останавливался на центральных площадях и начинал громко смеяться. Его смех был настолько заразителен, что через какое-то время все люди вокруг тоже начинали кататься по земле от смеха. После этого Будай молча уходил. Так он якобы распространял учение чань-буддизма…
Будучи введённым в неофициальный чаньский «пантеон», Будай стал героем не только дзенской живописи и скульптуры, но и героем одного коана.
«Однажды, странствуя, Будай встретил на своём пути другого чаньского мастера, и тот задал вопрос: «В чём смысл Дзен?» Будай немедленно бросил свой легендарный мешок на землю в молчаливом ответе. «Тогда, - спросил его другой мастер, - что есть реализация Дзен?» Будай поднял мешок с земли, закинул на плечо и продолжил свой путь».
В Японию культ Хотэя проник вместе с расцветом Дзен и дзенской живописи в первой половине 14 века, а уже в 15 веке Хотэй был включен в число «Семи божеств удачи» («Сити фуку-дзин»). В настоящее время японская транскрипция имени легендарного монаха – Хотэй – более широко известна в мире, чем оригинальное произношение его имени – Будай.
Итак, Хотэй (Будай), которого мы знаем сейчас, - некий собирательный образ, плод местного фольклора, а также литературного и художественного творчества чаньских монахов и художников конца 12-го – начала 14-го веков. Поэтому серьёзные источники, повествующие о Хотэе (Будае), не используют выражений «он был…», а предпочитают оборот речи «его изображают как…».
«Будая традиционно изображают как невысокого, необычайно толстого и лысого монаха, несущего за спиной огромный мешок». «Его почти всегда изображают улыбающимся или смеющимся, отсюда и его прозвище по-китайски - Смеющийся Будда (по-китайски: 笑佛)». «Он часто изображается в окружении обожающих и восторженных детей, которых он развлекает и угощает сладостями…» и т.д.
В фольклоре Хотэя почитают за неиссякаемую жизнерадостностью, добродушие и веселье, полноту его бытия и мудрость довольства тем, что имеет. Одно из популярных в фольклоре верований гласит, что потирание живота Хотея приносит богатство, удачу и процветание.
